Молодая гадалка Валентина оказалась в числе пяти молодых людей, опознанных заклинанием Волоса как прямые потомки Сварога и унесенные кречетом из нашего времени в прошлое ради спасения славянского народа. Только здесь девушка узнала, что ее колдовские способности не так просты. А также то, что в прошлом ведьмы, разговаривающие с мертвыми, никому не нужны. Поэтому перед девушкой встал очень простой выбор. Либо – остаться любовницей при талантливом приятеле, либо – поставить на карту жизнь и судьбу, доказав, что именно она и есть самая великая из славянских Богинь…

*
Тучи ненадолго разошлись, и упавший между ними свет полной луны выхватил скользящее сквозь воздух легкое марево. Причем случилось это в тот самый миг, когда движение прервалось и ночную тишину разорвала злая женская ругань:

– Вот ведь блядюги чертовы! И тут нагадили!

Услышав из мрака столь громкую человеческую речь, вздрогнул караульный, скучавший на стене спящей крепости. Крепко сжал большими мозолистыми ладонями ратовище копья с острым кремниевым наконечником, передернул плечами, укрытыми вытертым плащом из волчьей шкуры, прищурился, пытаясь разглядеть хоть что-то за пределами стен. Однако тучи на небе вновь сошлись, скрывая луну, а света костра, горевшего на толстой глиняной площадке, хватало только-только, чтобы различить траву под стенами. И даже охапка хвороста, брошенного в пламя, особо сторожу не помогла. Света стало заметно больше – однако же различить, кто там бродит в ночи, откуда взялся и почему ругается, смертный все равно не смог.

Город, удобно раскинувшийся в просторном изгибе полноводной реки, ограждали прочные, высокие и широкие бревенчатые стены со многими продыхами, в которых ало подмигивали отблески горящих внутри жарких очагов. Сонно похрапывающие в загонах лоси, длинные веревки с сохнущей на ветру рыбой, запах сена и заквашенных шкур безошибочно выдавали в селении на берегу Эльстеры славянскую твердыню. В этом мире только славяне держали лосей в качестве домашнего скота, полагались на рыбалку больше, нежели на охоту или огороды, и жили в огромных бревенчатых домах, возле общего для целого рода очага.